Публикации

Игорь Гаркавенко: Украина. Доктрина без альтернативы. ЧАСТЬ 6 «Украина – Русь» — V

05/01/2017

«Украина — Русь»

Итак, повторюсь, — без разницы, рассматриваем ли мы сложные геополитические конструкции, стратегические плоды умов серьёзных и дальновидных, или скоротечные, поверхностные реакции на возникающие внешнеполитические угрозы, за ними всеми будет стоять одно и то же «историческое бессознательное», сводимое к простому и безысходному примеру:

ни один национальный украинский политик, геополитик, национал-патриотический лидер локального или национального масштаба, не в силах уверенно и конкретно заявить, в какой именно политической форме он видит перспективное, позитивное, полезное для своей страны, взаимоотношение, соседство, соприсутствие, — украинского и российского пространств. У него нет смелости сказать: «мирный договор», «пакт о ненападении», «международный альянс», «экономический союз», «конфедерация», «федерация» и т.д.. Другими словами, каждый, имеет своим основанием многовековую украинскую традицию, бессознательный, безоговорочный код, звучащий как:

«России не должно быть, и совсем скоро уже — не будет», и «следовательно, нет никакого смысла и желания строить планы на хоть какое-то соседство, с тем, кого «почти нет».

Другими словами, где-то глубоко в его сознании, — России нет уже сейчас, и он её туда не пустит, даже тогда, когда она по вечной исторической тенденции, реально и конкретно — придёт и утвердится на его земле. А иным этот исход и не может быть, при постоянстве такой исторической установки.

Ведь если у одного из двух субъектов есть планы на будущее их обоих, а у второго нет ни одного, и если, при этом, их соседство неустранимо, в итоге, восторжествует один из планов того, у кого они были изначально. Так всегда было и так всегда будет. В мире людей, в мире наций, в мире государств.

Такая масса минусов и обезоруживающе слабых мест, могла иметь своим следствием один произвольный и фиктивный плюс, — хорошую мину при очень плохой игре, самовнушение проигравшего, трактующего свои слабости и неудачи, как «признак особенной исторической роли» и право на «особый и исключительный цивилизационный путь»;

но ведь истории уже знакомы эти фобии, и она, история, своей холодной, беспощадной игрой, никому не даёт права трактовать эту болезнь — здоровьем, эту слабость — свободой. Ведь в правилах её игры, право на победу может принадлежать только тому, кто своевременно открыл глаза и вовремя излечился.

На первый взгляд, такая степень отчужающей ненависти, может быть только внутривидовой, поскольку так ненавидеть друг друга способны только братья, пути которых, некогда принципиальным образом разошлись. И история не знает большей вражды, чем та, на которую оказались способны потомки двух сынов Авраама.

Какой бы культуры или расы мы не коснулись, в каждой нашлось место для воплощения этого мифа.

Но ведь помимо ненависти, в нашем случае есть ещё нечто…

И это нечто, требует демонизировать противника, заклясть, покрыть его, и всё то, что его касается, непроницаемым, неприкасаемым табу.

И данная, «магическая» черта выводит мысль на совсем иные горизонты…

Подобное чувство, до тех пор, пока оно не сменилось холодным и острым взглядом Кира, Цезаря и У Ди, испытывал земледельческий Иран, по отношению к степному, кочевому, хищному Турану; закрывшись «великой стеной», как в своём сознании, так и на своих северных границах, во власти данного предубеждения многие века провёл Китай; область севернее Альп, представляла для раннего Рима угрозу такого же мифологического порядка; да и Русь, ровно таким образом относилась к пространству Великой степи.

Каждый цветущий порядок был «одарён» своим хаосом, как Хань — Хунну, Иран — Тураном, Русь — Ордой; и сегодня этот древний артефакт снова даёт о себе знать во взгляде Украины на Россию.

Чувство угрозы хаоса, в виде сожженного Киева или галов окружающих Рим, не сравнишь ни с чем..

Кремлёвская Россия, в спектре мифологического взгляда Украины, есть правопреемник Орды.

И обратная сторона этого взгляда, обязывает Украину увидеть своим мифологическим качеством — Русь.

Сведение противостояния к прецеденту древнего «внутрисемейного» конфликта, имело бы своим классическим выводом — непримиримость, в вечной войне на уничтожение.

Но, наличие в этой схватке переживания чужого, как абсолютно, онтологически чужого, тёмного, демонического, «проклятого», не от события или поступка, но по изначальной природе своей, сродни переживанию хаоса порядком и тьмы светом, добавляет к этой схеме их двух — третью фигуру, тем самым выводя конфликт из внутривидового на межвидовой уровень; тем самым трансформируя цель — уничтожения «своих», на — освобождение своих; тем самым, делая всё пространство России театром боевых действий Руси с Ордой, Европы с Азией, свободы с рабством, национальной, органической демократии против деспотии.

После падения Новгорода, Киев остался последним великим русским центром, который никак не может прочно и гарантировано войти в орбиту власти Москвы, пошедшей на политический, культурный и национальный симбиоз с Ордой.

И насколько бы настойчиво он не твердил о своей «украинскости», Киев, на уровне «цивилизационного бессознательного», да отчасти, политически уже вполне «сознательного», будет всегда восприниматься Москвой как независимый, альтернативный вектор развития всего русского мира; последний, кто ещё, то актуально, то потенциально, но несёт в себе ценности чистой, незамутнённой, европейской, вечевой и «доордынской Руси».

И эта причина, в большей степени чем все геополитические выгоды, будет всегда детерминировать стремление Москвы сделать его своим сателлитом, просто включить в состав, или стереть с лица земли, как ошибку, как никогда не бывшую память, как ушедший в никуда путь. Чтобы всем и навсегда стало ясно, что трагичная русская судьба больше не имеет альтернатив.

Эта, или последующая, но революция произошедшая здесь, будет всегда чем-то гораздо большим, чем революция где-либо ещё за пределами России.

Потому что, именно на нашу революцию, с великой надеждой, смотрит вся русская вечность. И сколько бы кто не успокаивал и не усыплял врага словами о локальности и сугубо-украинскости этой революции, — враг всё помнит, всё понимает, и всё видит.

Лицемерие неуместно; ему нужно сказать, — да, ты прав, во мне исход твой, и я его всеми силами приближу.

Железом этой нации является её аутентичная культура и язык, сердцем которых есть поэт и пророк в одном лице, великая любовь которого была разбавлена великой ненавистью.

Безусловно, это нужно уверенно развивать в заданной, независимой траектории. Ведь при правильной постановке, принцип цветущей сложности никогда не противоречит этническому родству.

Но помимо железа, на этой земле ещё очень много от стекла; к востоку и югу. Ведь смысл и назначение стекла, — передать через себя, транслировать без искривлений, тот образ, что находится вовне. И в данном случае речь идёт об образе Востока.

Но в борьбе идей и образов, тому, у кого в наличии имеется железо и стекло, не остаётся ничего, как уверенно сведя их вместе — дать атакующий эффект зеркальности.

Таким щитом Персей убил Горгону.

Ведь зеркало всегда, «отражает» нечто обратное тому, что в него смотрится; нереально играя его правой и левой сторонами.

Стекло, прислонённое сознательно к нашему железу, отразив коварный лик Востока, транслирует туда — образ Руси.

……………………………………………………………………………………………

Актуально или потенциально разорванная страна, которой грозит осколками себя, войти в могущественные блоки запада и востока, тем самым, окончательно «институционализировав» свою извечную руину; Украина, должна перестать метаться в выборе приоритетов внешнего и чужого, но должна уверенно посмотреть себе под ноги, опереться на свою вечность, отыскать свою вертикаль, свою ось, свою колонну. Украина, или обязана решиться переступить через свою локальность, или исчезнуть.

У нас не задержалось, пройдя дальше, на восток, как к себе домой, старое, лицемерное, патриархальное византийство; до нас не дотянулась Орда, настолько, чтобы стать нашей судьбой, дотягиваясь лишь иногда, чтобы ограбить; здесь конечно не могло прижиться католичество; и где ещё в Европе, как ни у нас, «в трещине между мирами», может так бить источник чистой, языческой, индоевропейской юности. В преддверии общего растворения и гибели, вокруг очага молодой, революционной, украинской пассионарности, может и должен возникнуть мощный, «последний анклав Европы», как расы и как культуры.

Страшно?

Авантюрно?

Ошеломительно?

Провокационно?

Не хочется, да и опасно — рисковать «проторенным», пусть и тупиковым курсом и «уже привычной идентичностью»?

Но совсем скоро, этой идентичностью придётся поступиться куда более гордым и тщеславным народам запада; чтобы понять, что часто, чтобы спасти семью и род, приходиться на время переступить через имя и вид.

Мы стоим на пороге великого переселения народов. Сейчас оно проходит достаточно легально, как поначалу и в прошлый раз, полторы тысячи лет назад; но ведь количество переходит в качество, и процесс всё же вырвется на волю; опять же, как в прошлый раз. А в такие эпохи, самые верные ставки делаются на невозможное; невозможное, но вероятное.

Тем более, что наше положение, даже при самом хладнокровном взгляде, ставит перед нами задачу «объективно» невозможного; невозможного, — но необходимого.

…………………………………………………………………………………………………….

«Непреложное внешнеполитическое условие нашего нечастого и краткого существования, звучит так:

Мы Есть, Только Тогда, — Когда Их Нет.

Когда Они Есть, — Нас Нет.

Они, Снова Начинают Быть, и С Нашим Быть, сразу Возникают Проблемы.

Мы теряем территории. Теряем тысячи или десятки тысяч своих. Мы живём в ожидании вторжения.

Возможно, они блефуют. Возможно, это «хорошая мина при плохой игре», и она призвана скрыть то, что скоро их вообще не будет, и на исторически долго..

Мы этого не знаем.

Но даже их блефа достаточно для того, чтобы с нашим наличием, «независимостью», идентичностью, как географической так и политической, начались серьёзные проблемы.

Вопрос, который стоит перед нами, звучит так:

Что Именно Мы Должны Сделать, Чтобы Впервые Суметь Остаться Тогда, — Когда Они Снова Будут?

И из него, обязательно следует вопрос второй:

а не потребует ли в таком случае, наше наличие

— их обязательного отсутствия?;

то есть позиции: Когда Мы Есть, — Их Нет?!»

Видео лекции: